Мамадышская «дорога жизни» ленинградских детей

К сожалению, и ее имя сегодня осталось только в памяти коллег, родителей и учеников. Всю жизнь она отдала педагогическому труду. «Ее трудовая жизнь неразрывно связана с Сокольской школой, - говорит ее директор Наталья Тихонова. - Лидия Дмитриевна вела русский язык и литературу. Удивительно интеллигентный, образованный человек… Была активной общественницей: агитбригада, драмкружок, и все это - кроме учебно-воспитательной работы в школе. Вникала в каждого ученика, знала о заботах каждой семьи… А как она подняла краеведческую работу! В своей книге «Дети блокадного Ленинграда в селе Соколки» Лидия Дмитриевна собрала полный материал из первоисточников о том времени невиданных испытаний».

Эта книжечка, вместе с воспоминаниями «Книги Памяти» сохраняется теперь и в отделе социальной защиты населения района. Заведующая отделением надомного социального обслуживания Светлана Сорокина показывает мне страницы «Книги…», посвященные этому педагогу-краеведу, рассказывает о встречах с ней. Уходят люди - память остается. Беспокойное сердце Лидии Дмитриевны Тельновой перестало биться осенью 2013 года. Сегодня благодаря ее поисковой работе и горячем желании оставить события прошлого в памяти будущих поколений мамадышцев мы имеем уникальную возможность знать, как все это было:

«Жительница Соколки Александра Петрова всю войну работала завхозом у эвакуированных из Ленинграда. Она дала мне адрес директора школы-интерната №314 Ленинграда Евгении Васильевны Азанчевской. Первое письмо от Евгении Васильевны я получила в декабре 1980 года. Вот что она писала о жизни в селе Соколки в то суровое время.

С первых дней войны в Ленинграде началась подготовка к эвакуации и спасению детей. С 1 июля 1941 года в школе стали составлять списки пока еще желающих выехать. 4 июля 304 ребенка в сопровождении расстроенных, волнующихся родителей двинулись к Московскому вокзалу. Чтобы не разбивать семьи, брали не только учеников 314-й школы, но и их младших братьев и сестер. Так образовалась группа дошкольников, примерно 40 человек. Им к ручкам прикрепили браслеты из клеенки, где написали имя, фамилию и год рождения.

Эвакуации подлежали дети до 14 лет. На эту разноголосую массу приходилось шесть воспитателей, по 50 человек в группу. Ехали учителя: Ф.М.Егорова, В.А.Вылегжанина, А.В.Лобова, К.А.Потемкина, Н.Н.Швец, А.З.Омельченко, нянечка для дошкольников А.П. Григорьева и от родительского комитета - З.Ф.Бойцова.

В вагонах было жарко, душно. На вторые сутки прибыли в город Углич Ярославской области. На другой день на машинах отправились в село Ильинское, что в 27 километрах от Углича. Младших ребят разместили в соседней деревне Медведево (3 километра через лес). Каждый вечер ходила их навещать.

Август мы прожили неплохо. Лето стояло на редкость хорошее. Приехали Мария Александровна Ройтберг, Е.В.Серикова, Анисимовы. Прибыли из школы Т.Е.Тарасова, Е.А.Богданова. Наступил сентябрь. Учебный год задерживался, надо было помогать убирать урожай.

Через Ильинское пошли беженцы. Над Угличем уже пролетали вражеские самолеты, но пока сбрасывали только листовки, Москва в опасности. Решено было переэвакуироваться.

В середине октября в Угличе нас погрузили в дебаркадер. Достался зал второго этажа и еще две маленькие комнаты, куда поместили малышей. Теснота была такая, что когда на ночь на полу раскладывали детей спать, то у дежурного воспитателя оставалось без места до 20 человек, а у меня - 6-8, и только Татьяна Евгеньевна Тарасова могла уложить всех. Встать ночью было невозможно.

Очень плохо было с питанием и даже не потому, что нечем было кормить, а на все семь школ - только одна плита у сторожа, где можно поставить всего один котел. В сутки на приготовление пищи приходилось три часа, в разное время. Иногда наша очередь готовить выпадала ночью. И тогда мы давали холодную кашу один раз в день. Воду кипятили в огромном самоваре. Хлеб получали на стоянках по 400 граммов, дети худели, слабели на глазах. Ни вымыться, ни переодеться возможности не было.

7 ноября 1941 года добрались до Казани. Только там узнали, что нам предстоит еще ехать до Перми. В Казани состоялась пересадка на пароход «Памяти Вахитова». Директора тянули жребий, кому какие места достанутся. Я вытащила третий класс. Школа №29 вытащила трюм. Заболевшего и ослабевшего Шурика Харькова пришлось оставить в больнице.

Двинулись дальше, и сразу начались морозы. На Волге, а затем и на Каме появилось «сало» - предвестник льда. Прошли Чистополь, у Соколок уже шли, как ледокол. 11 ноября пароход остановился, так как в таких условиях ночью было идти нельзя, а утром Кама оказалась скована толстым слоем льда - 35 градусов. Вмерзли. Невдалеке «замертво» встали еще несколько пароходов, всего 33 интерната. Это случилось в районе Набережных Челнов. Татария нас не ждала. Понеслись телеграммы, начались переговоры. На самолете прилетел нарком просвещения Татарии Латыпов. Наша судьба решалась две недели. Две недели мы жили на пароходе все в тех же условиях. Наконец, прояснилось. Нам достались Соколки, потому что там была средняя школа, а у нас были восьмиклассники.

Предстояло добираться 70 километров на лошадях. Стали прибывать подводы с большими плетеными корзинами, тулупами, валенками, подушками. В корзины «складывали» по четыре человека. Мороз держался ниже 30 градусов. Дошколят отправили на закрытой грузовой машине. Куда? Доедут ли? Ужасное было чувство. В Соколки прибыли ночью.

Началось наше выживание, «выбивание» у местных властей лишних матрасов, помещений, посуды… Все это было трудно. Хотя надо сказать, что начальник рейда Новоселов и лесосплава - Суханов во многом помогли нам. Получили шесть квартир в так называемой «десятиквартирке», построенной для служащих рейда. Там разместили девочек 5 класса, дошколят, мальчиков 6, 7 классов, старших девочек. Здесь же находилась и моя комната, она же канцелярия. Жизнь налаживалась с трудом. Дети за два месяца дороги очень ослабли. Завшивленность невероятная, чесотка, общая слабость. Умер от дистрофии Коля Пантелеев, одновременно в небольшом интернате «Большевичка», размещенном тут же, в Соколках, погибли сразу четверо. И тогда на бюро райкома в Мамадыше был поставлен вопрос о помощи нам. Прикрепили шефов - колхозы «Вершины» и «Красная новь».

В январе 1942 года в Совнарком Татарии прибыл уполномоченный Ленсовета Василий Петрович Акимов. Наркомпрос дал смету, лимиты. Можно было посылать в Казань за кое-каким оборудованием. Дети пошли в школу. Морозы еще держались, и я первый класс в тот год в школу не пустила, а второй класс стали учить дома, оформив в качестве учительницы Зою Александровну Богданову. Только к весне освободились от вшивости и чесотки. Зато нагрянула новая беда. У нас переболело малярией 80 процентов детей.

В первую зиму бывало всякое. Банный день. Баня находится в довольно глубоком овраге, там же, рядом сарайчик-санпропускник, или иначе «вошебойка». Повели маленьких - 1-2 класс, мылись вместе мальчики и девочки до 4 класса. Вдруг поднялся страшный буран, овраг занесло, особенно засыпало «вошебойку», где находилась вся верхняя одежда детей. Вьюга продолжалась два часа. Кое-как добравшись до детей, я два часа сидела среди сорока голых ребятишек, расположившихся вокруг меня на полу, и рассказывала все сказки, какие только знала. Через два часа старшие нас откопали, и ребят можно было одевать и вести домой.

Донимали морозы. Если зима 1941-1942 года была холодной, то и зима 1942-1943 - не лучше. Около двух недель стояло 50 градусов мороза. В школу не ходили. Пар изо рта остывал моментально. А ведь надо было протопить большое здание барака и еще пять квартир, наносить воды, доставить питание дошколятам, бежать обедать и ужинать из квартир в головное здание. А дрова! Сколько сил требовалось на их заготовку, доставку. Мальчики от этой тяжелой работы не отказывались. Летом ловили бревна на Каме баграми, а потом общим конвейером поднимали к бараку. Это было весело. А какое горе было, когда мы заготовили дрова на острове, а их у нас украли.

Но так или иначе, мы первую зиму пережили. К весне даже в люди вышли. По памяти восстановили ТЮЗовского «Сережу Стрельцова», а затем к 1 Мая поставили «Снегурочку». Этой постановкой мы обязаны Стелле Егоровой. Это было началом. Дальше - драмкружок, руководство которым легло почти полностью на Флору Михайловну. Ставили пьесу за пьесой, значительно оживив жизнь интерната.

На второе лето, то есть в 1943 году, мы получили за Камой землю для огорода. К этому времени взрослые и дети вместе построили по всем правилам большие овощехранилища, установили огромные чаны для засолки капусты. Наши воспитанники научились плавать, вылавливать бревна, переплывать на завознях на ту сторону, ловить рыбу.

С первым пароходом весной 1942 года директора интернатов были вызваны в Казань. Получили в отделе детских домов твердые сметы с уточнением штатов, нормы питания, обмундирования. Нас стали обеспечивать мануфактурой, обувью, бельем.

Девочки охотно работали в «швейке», где с помощью Клавдии Николаевны, а позднее - Петровой, шили себе платья по вкусу и размерам.

Помогал райком партии: мы были под опекой второго секретаря Ф.Е.Егорова. Не бросало нас хозяйство в Соколках, помогали шефы. Кое-что получали за трудодни. До чего же вкусной была каша из свежего гороха!

Все эти четыре года ребята не только жили в интернате, они учились, формировался характер, развивались способности. В интернате проводилась дополнительная работа. Пополнялась библиотека. Следили за чтением, организовывали концерты, тематические вечера с докладами старших ребят. Выявлялись таланты, лучшие певцы: Женя Бойцов - наш «Лемешев», Катя Смирнова, Наташа Серикова, Жанна Романова. Малыши знали все, что знали старшие. Готовили к Пушкинскому вечеру «Барышню-крестьянку» и вдруг обнаружили, что четырехлетняя Наташа Порхачева читает весь текст наизусть. Она же исполняла «Хабанеру» из оперы «Кармен», которую перед этим пела Катя Смирнова.

Разнообразя жизнь интерната, мы старались новогодние праздники отмечать интересно. Недаром к нам на Новый год приезжало руководство района. Центральное место во внеклассной работе занимал драмкружок. Огромное значение имела идеологическая направленность: «Иван Сусанин», «Дочь Родины», «Большие надежды», «Домик в Черкизове» - вызывали чувство патриотизма.

Зимой 1944-1945 года жили спокойно, зная, что это последний год войны. Вечерами старшие ребята приходил ко мне, рассаживались на полу и слушали пересказы «Овода», «Монте-Кристо», «Отверженные», «93». Этих книг у нас не было…

Весной ожидала серьезная работа. Ребят, которые осиротели, если им не было 14 лет, в Ленинград везти категорически запрещалось. Надо было их оставлять в местном детском доме. Таких у нас было 17 человек (наших, коренных - 7 и 10 - из «Большевички»). Это было очень тяжело. Расставание постарались сделать как можно лучше, теплее. (К счастью, надо сказать, что через 2-3 года все ребята вернулись в Ленинград). Последние недели жили как на иголках, ожидая телеграммы. Успели сдать экзамены, рассчитаться с рейдом, попрощаться с местными друзьями. В Соколках из эвакуированных осталась только одна - Ольга Яковлевна Журавлева - учительница начальных классов... Рейд о ней заботился до конца жизни.

В 1959 году, через 14 лет, Евгения Васильевна Азанчевская и Мария Александровна Ройтберг посетили село Соколки, где их встретили с необыкновенным радушием.

В 1981 году вся страна отмечала 40-летие Победы. Воспитанники интерната школы №314 собрались в гостинице «Прибалтийская». Они вспоминали те трудные годы, читали стихи собственного сочинения: Блюма и Клара Бендерские - «Баллада об интернате 314-й школы». Эдуард Егоров - «Карнавал», Слава Тараканов - «В 41-ом я не был солдатом», Зина Данилова - «Я помню». Стихи наших детей войны никого не оставили равнодушными…».

Материал подготовила Наталья Якимова.